Перестройка: забытое чудо
В марте 1985 Михаил Горбачев стал Генсеком СССР, в апреле заявил о необходимости перемен, а в мае впервые употребил термин «Перестройка». Какие особенности перестройки и последовавших за ней событий заставляют нас так мало думать о событиях, изменивших половину мира?
Сегодня в России принято рассматривать жизнь и историю страны с геополитических высот. В этом дискурсе СССР середины 80-х годов рассматривается лишь как великая держава. О бытовых трудностях населения накануне перестройки вспоминать в последние несколько лет как-то не принято. Между тем они определяли повседневную жизнь людей. «В Москве, Ленинграде и некоторых городах специального снабжения дефициты были, но не слишком острые. Но во многих небольших городах и в 70-е годы талоны были фактически на все. «Колбасные электрички», когда люди ездили в областные центры за самыми необходимыми товарами были привычным явлением», - напоминает социолог Мария Мацкевич, старший научный сотрудник Социологического института РАН.
Сейчас многие испытывают ностальгию по советскому прошлому, но тогда подобные чувства и представить себе было сложно. И дело не только в очередях за туалетной бумагой, острой была и моральная усталость. «С детства и до старости все очень четко ощущали несоответствие между тем, что можно говорить официально и тем, что говорилось на кухнях. Ложь, лицемерие и ритуальные фразы надоели всем слоям общества», - отметила Мацкевич.
Сочетание усталости от лицемерия и экономических проблем породило ситуацию, когда перестройку приветствовали все. «Возможно, было некоторое сопротивляющееся меньшинство, но публично оно свои взгляды никак не выражало. Перемены были инициированы властями. По этой причине даже партийные руководители, как бы они не относились к происходящему, соревновались в том кто быстрее «перестроится». Некоторые показатели были поразительны даже для нас, социологов. Мы начали опросы в конце 80-х. В Конституции СССР тогда значилась «руководящая и направляющая роль» КПСС, 6-ая статья. Так вот, за ее отмену выступало подавляющее большинство не только населения вообще, но и самих членов Коммунистической партии!» - говорит Мацкевич. В те годы любили цитировать Жванецкого: «Как не надо знает каждый, как надо — не знает никто». И действительно, в тот момент, когда в стране начали происходить первые реальные перемены - обозначились разногласия.
«Именно эти разногласия, в итоге, и вылились в то, что память о перестройке очень сильно различается (в зависимости) от того, к какой социальной группе относится респондент. В частности, для условной «интеллигенции» перестройка это толстые журналы, публикация запретной литературы, легальный просмотр фильмов, за которые в СССР раньше можно было получить срок», - говорит Мацкевич.
С такой позицией согласен и экономист Дмитрий Травин. «Тогда невозможно было услышать, что в СССР все хорошо, ничего не надо менять, а Горбачев, затеявший реформы это, дескать, агент ЦРУ», - сообщил онС другой стороны, в памяти очень многих перестройка слилась с началом 90-х годов. «С приходом Гайдара и отпуском цен перестройка закончилась. А в народном сознании перестройка связана с развалом Союза. Аберрация такая, что люди, вспоминая о 90-ых говорят о дефиците и очередях, а вспоминая о 70-ых — нет. Это происходит просто по той причине, что 90-е - это что-то плохое. На создание образа «лихих 90-х» нацелена вся государственная политика в области памяти. А советские годы окутаны романтическим ореолом и им приписывают все хорошее, забывая про очереди и дефициты», - отмечает Мацкевич.
Она также приводит любопытную параллель с совсем другим десятилетием. «Все это напоминает отношение к 60-ым. Для жителей деревни не было никакой «оттепели», не было всех этих книг и фильмов. Они вспоминают лишь запрет на подсобные хозяйства, строительство личных домов, запрет торговли на рынке, ограничения площади участка до 6 соток. Смягчение цензуры их мало волновало», - отмечает социолог.
О том, что к перестройке привела повальная усталость от вранья говорит и Дмитрий Прокофьев, вице-президент Ленинградской торгово-промышленной палаты. «В 1918 году Ленин говорил, что к 1938 мы должны будем решить в стране квартирный вопрос. В 1939 Сталин на последнем предвоенном съезде рапортовал о построении социализма, сказал, что квартирный вопрос не решили, так как мешали вредители. Вопрос будет решен к 1959 году. В 1961 году принимается программа КПСС, утверждающая, что через 20 лет мы построим коммунизм и дадим всем отдельные квартиры. В 1985 году Горбачев обещает каждой семье отдельную квартиру к 2000 году. Все эти бесконечные обещания, конечно, вызывали сильное раздражение. Показательно уже то, что безобидный фильм «Крамер против Крамера» вызвал в стране скандал на уровне КПСС. Главного героя все называли неудачником и чуть ли не бедняком. Этот «бедный» имел трехкомнатную квартиру в Нью-Йорке, автомобиль, каждый день ужинал в ресторане и имел зарплату 30 тыс. долларов в год. Даже по официальному курсу это 20 тыс. рублей. Кто в стране зарабатывал такие деньги?», - вопрошает экономист.
Нужно отметить, что низкий, в сравнении с США и Европой уровень жизни был не только у народа, но и у партийной элиты. «У больших начальников в СССР была возможность при помощи одного звонка посадить человека, но построить себе дворец на Лазурном берегу, что гораздо приятнее, он не мог. Уровень доходов нынешних губернаторов был совершенно недостижим для тогдашних секретарей обкомов. Система этого не позволяла. При этом уже в конце 70-ых директора начинали рассматривать предприятия как свои собственные. И перестройка для них стала шансом это положение зафиксировать», - отметил Прокофьев.
При этом как народ, так и элиты мало оценили блага экономических свобод. Великое очарование перемен стало переходить в великое разочарование«Один мой коллега из Кирова, имеющий имперское мировоззрение, очень жалеет, что погиб СССР. С ним мы переписываемся по электронной почте. Он никак не хочет понять, что если бы Союз не развалился, в стране был бы дефицит компьютеров. Я бы в Ленинграде выстоял очередь и все же смог бы его купить. После покупки — пользовался бы им лет 15. А он в Кирове вообще мог бы о нем только мечтать, и никакой переписки по электронной почте у нас бы не было. При этом непонимание этого — массовое явление. Таксисты часто рассказывают мне о том, как хорошо было жить в СССР. Они не хотят понимать, что тогда они не могли и мечтать о машине, очередь на «Ладу» была многолетней», - отметил Травин.
В результате, после перестройки то, что было верхом мечтаний, перестало цениться. «В самом начале 90-х я беседовал с одним советским директором, который прекрасно вписался в новые реалии. Он с оживлением рассказывал про свой парк «Мерседесов» и броневик для охраны, а потом, вдруг, обругал и перестройку, и Ельцина, и Горбачева. На мое изумленное замечание, что в советское время он всего этого не имел бы, он сказал, что при СССР во всем его маленьком городе было всего три «Волги»! И разрешение на эту «Волгу» подписывал министр! А сейчас — у любого дурака, если есть деньги, может быть «Мерседес». А тогда ему было можно, а остальным нельзя. Вот ведь какое разочарование», - смеется Прокофьев.
В каком-то смысле, вся история России последних 15 лет — это попытка «красных директоров» убежать от этого специфического разочарования. Их нравственная сверхзадача — снова сделать, чтобы всем было «нельзя». Только свои «Мерседесы» они, конечно, оставят.
Тимофей Тумашевич
«Сказка» для сербских школьников
Новинки авторынка: как повезет
«Зенит» открыл сезон Суперкубком